a1a0d2b2     

Платонов Андрей - Родина Электричества



А. Платонов
РОДИНА ЭЛЕКТРИЧЕСТВА
Шло жаркое сухое лето 1921 года, проходила моя юность. В зимнее время
я учился в политехникуме на электротехническом отделении, летом же работал
на практике, в машинном зале городской электрической станции. От работы я
сильно уставал, потому что никакого силового резерва на станции не было, а
единственный турбогенератор шел без остановки уже второй год - день и ночь,
и поэтому за машиной приходилось ухаживать столь точно, нежно и
внимательно, что на это тратилась вся энергия моей жизни. Вечером, минуя
гуляющую по летним улицам молодежь, я возвращался домой уже дремлющим
человеком. Мать мне давала вареную картошку, я ужинал и одновременно снимал
с себя рабочий пиджак и лапти, чтобы после ужина на мне оставалось мало
одежды и сразу можно было бы лечь спать.
Среди лета, в июле месяце, когда я так же, как обычно, вернувшись
вечером с работы, уснул глубоко и темно, точно во мне навсегда потух весь
внутренний свет, меня разбудила мать.
Председатель губисполкома Иван Миронович Чуняев прислал ко мне со
сторожем записку, в которой просил, чтобы я нынче же явился к нему на
квартиру. Чуняев был раньше кочегаром на паровозе, он работал вместе с моим
отцом и по отцу знал меня.
В полночь я сидел у Чуняева. Его мучила задача борьбы с разрухой, и
он, боясь за весь народ, тяжело переживал мутную жару того сухого лета,
когда с неба не упало ни одной капли живой влаги, но зато во всей природе
пахло тленом и прахом, будто уже была отверста голодная могила для народа.
Даже цветы в тот год пахли не более чем металлические стружки, и глубокие
трещины образовались в полях, в теле земли, похожие на провалы меж ребрами
худого скелета.
- Ты скажи мне, ты не знаешь - что такое электричество? - спросил меня
Чуняев. - Радуга, что ли?
- Молния, - сказал я.
- Ах, молния! - произнес Чуняев. - Вон что! Гроза и ливень... Ну
пускай! А ведь и верно, что нам молния нужна, это правильно... Мы уж,
братец ты мой, до такой разрухи дошли, что нам действительно нужна только
одна молния, чтоб - враз и жарко! На вот, прочти, что люди мне пишут.
Чуняев подал мне со стола отношение на бланке сельсовета. Из
сельсовета деревни Верчовки сообщали:
"Председателю губисполкома т. Чуняеву и всему президиуму. - Товарищи и
граждане, не тратьте ваши звуки - среди такой всемирной бедной скуки.
Стоит, как башня, наша власть науки, а прочий вавилон из ящериц, засухи
разрушен будет умною рукой. Не мы создали божий мир несчастный, но мы его
устроим до конца. И будет жизнь могучей и прекрасной, и хватит всем
куриного яйца! Не дремлет разум коммуниста, и рук ему никто не отведет.
Напротив - он всю землю чисто в научное давление возьмет... Громадно наше
сердце боевое, не плачьте вы, в желудках бедняки, минует это нечто
гробовое, мы будем есть пирожного куски. У нас машина уже гремит - свет
электричества от ней горит, но надо нам помочь, чтоб еще лучше было у нас в
деревне на Верчовке, а то машина ведь была у белых раньше, она чужою
интервенткой родилась, ей псих мешает пользу нам давать. Но не горюет
сердце роковое, моя слеза горит в мозгу и думает про дело мировое.
За председателя Совета (он выбыл в краткий срок на контратаку против
всех бандитов-паразитов и ранее победы не вернется ко двору) -
делопроизводитель Степан Жаренов".
Делопроизводитель Жаренов был, очевидно, поэт, а Чуняев и я были
практиками, рабочими людьми. И мы сквозь поэзию, сквозь энтузиазм
делопроизводителя увидели правду и действительность далекой



Содержание раздела